Елена Колядина - Цветочный крест • Потешная ракета
Купно расстелили шерстяные войлоки – от змей, завязали ушеса, чтоб не влез скорпион – пустынный рак, имеющий на хвосте коготь, поглядели на сверкающую звездами небесную сферу и усонмились с любовью в сердце.
Метеоры предстали неожиданно.
Открылась по выходе из зарослей акаций и густого ивняка над ручьем долина с селениями.
– Каламбаки и Кастраки, – сообщил Вассилис.
Все оживились и повернули головы к горам, укрывающим вдали долину.
Феодосья вгляделась в синие горные вершины, и вдруг явились взору отделившиеся от скальных гряд могучие каменные столпы в полверсты высотой с налепленными навершиями – белыми, бурыми, красными. Это вознеслись посаженные на каменные пальцы и утесы стены и храмы. Невозможно было различить, где кончается утес и начинается рукотворная стена с окошками, где стоит с допотопных времен каменный столп, а в коем месте прорастает он кладкой пестрого камня. Некие здания были зело древними – потеки хозяйственных стоков проточили в скалах ложбины.
Ослятя процокали копытцами по заросшей разнообразной заразой тропе и встали.
Монахи слезли на утоптанную площадку под скалой и принялись разминать плесна.
– А как же туда возвергнуться? – вопросила Феодосья и в следующий миг увидела сплетенную из толстых веревок сеть, стянутую в горловине кошелкой, болтавшуюся на канате.
Феодосья подняла очеса и вздрогнула: канат тянулся на вершину скалы, где цеплялся за деревянный блок, устроенный на деревянной навесной глядельне.
– С Богом! – крикнул Вассилис и отважно залез в сеть.
Садок, раскачиваясь, рывками потащился вверх.
– Сарынь на кичку! – стараясь поднять дух товарищей и напустив беспечный вид, выкрикнул Вассилис.
Феодосья затряслась – она зело боялась высоты!
Монахи бодрились.
Через нестерпимо долго тянущееся время сеть достигла подвесной глядельни, темная фигурка подтянула ее к настилу, и через миг Вассилис помахал товарищам дланью.
Из соседней глядельни вывалилась веревочная лестница. По ней, отчаянно перекрестившись, полез молодой монах, легкий весом. В это время вновь спустилась к подножию сеть на блоке, в которой поднялся Вассилис.
– Кто следующий? – вопросили друг друга монахи.
– Аз! – поперхнувшись, выкрикнула тонким голосом Феодосья, напуганная перспективой взбираться на полверсты в небо по веревочной лестнице. Уж лучше сидеть в плетеной кошелке!
Она с дрожью в коленцах влезла в сеть, села на корточки, судорожно сжимая котомку, и крепко зажмурила очеса.
Кошелка дернулась, завалив Феодосью на бок, и, подергиваясь, потащилась вверх.
В ушесах свистел ветер, стонал канат, слабо доносился скрип блока. Двоицу раз Феодосью раскрутило, отчего загудело в голове.
– Сие испытание мне, испытание, – бормотала Феодосья. – Проверка, смогу ли подняться в небеса на пороховой ступе?
Но вдруг наступила тишина, звуки с земли уж не досягали, лицо обволокло парное облако, и Феодосья догадалась, что преодолела невидимую границу между твердью и небесами.
Она приоткрыла ресно и увидела высь небесную в дрожащих струях солнечного света, и долину далеко внизу, в мерцающей бледной пелене прозрачного воздуха, и золотые стрелы, падающие из перламутрового облака, и услышала тихий звонкий смех Агеюшки.
– Нет, не испытание сие, а превеликое счастье вознестись ближе к Господу, – с радостью поняла Феодосья и ударилась головой о настил глядельни.
Крепкие руки подхватили ея и поставили на доски.
– Калос ирфатэ! – сказал монах.
– С приездом, – повторила Феодосья и, пошатываясь, пошла по каменному переходу.
Здания на вершине каменного столпа были выстроены тесно – все кельи да каморы, чтоб не было праздных мест. Реликварий, библиотека, небольшая базилика – все это Феодосья увидела, когда монахи вышли к обеду, после того как ненадолго разошлись по отведенным кельям – переодеть чистое.
Феодосья огляделась в крошечной келье с маленьким окошком, поставила на столик две иконки, выложила на табурет под глиняным рукомойником полотенце и зубную метелку, причесалась и, услышав призыв, пошла в трапезную.
Метеорские монахи питались постно, мяса на столах не было, но ради братьев из далекой Московии спешно было потушено сарацинское пшено с изюмом в виноградных листьях, поданы вяленые помидоры в масле, соленые оливки и маслины – Феодосья уж знала их по трапезам у Андрея Соколова, – крошечные острые перцы, начиненные овечьим сыром, большие лепешки и доброе красное вино.
После застолья с беседою – толмачом выступал Вассилис – все пошли осматривать монастырь.
Феодосья залюбовалась густой россыпью махровых роз, свисавших с плетей, обвивших каменную стену подле базилики.
Стоя в конусе жаркого солнечного света, она втянула носом густое розовое сладковоние и почесала лодыжки одна о другую.
«Блохастые ослятя! Христос тоже входил на осляти в Иерусалим. Что как и его кусали блохи? – совершенно не к месту вопросила Феодосья, подняла лицо к солнцу и поспешно пробормотала: – Господи, прости, Господи, прости меня, сущеглупую! Это все проклятые, зловредные блохи!»
Дни летели стрижами – в молениях, беседах, ночных бдениях и работах.
Монахи спускались в Фессалийскую долину, посещали рынок, где покупали овощи, масло, лимоны и пшено, и вновь поднимались – на соседние утесы, в другие монастыри.
Теперь подъем в плетеной клети не казался таким ужасным. Все с благоговением осмотрели в соседних монашеских убежищах фрески, коим было сто лет, частицу золотой византийской буллы, пали ниц перед иконой Богоматери, подаренной императрицей Марией Палеолог, и даже побывали у отшельников в пещере на одном из утесов.
Феодосья стала довольно бойко изъясняться на грецком и лучше всех пекла пирожки с овечьим сыром.
В последний день пребывания в Метеорах – наутро предстояло покинуть гостеприимный монастырь, дав место вновь прибывшим паломникам, – она старательно пропалывала и рыхлила каменной тяпкой клочок земли с высаженными вдоль стены лозами.
Христос с ласковой улыбкой смотрел на нее.
Закончив работу, Феодосья с радостью и грустью одновременно в последний раз оглядела завязи винограда и цветущие розы и направилась в келью.
В темном переходе она столкнулась с монахом, боевито шагавшим с торбой деловых бумаг под мышцей.
– Калиспэра! – тихо улыбнулась Феодосья, думая о своем.
– Кали… с-с… – с ужасом глядя в лицо Феодосье, ответил отец Логгин.
Глава тринадцатая
Страстная
– А-а! Ведьма мужеискусная! – как в бреду простонал отец Логгин, озадачив случившуюся рядом злосмрадного вида древнюю каргу в тряпье.
